Война, которую могли простить: Как террор против гражданских стал главным просчетом путина

Война, которую можно было простить: Как террор против преступлений стал главным просчетом путина

Могла ли эта война пойти по-другому? Давайте на мгновение представим себе альтернативную, почти немыслимую сегодня реальность. Реальность, в которой российская армия ведет войну исключительно против Вооруженных сил Украины, избегая ударов по городам. Где нет Бучи и Мариуполя, где работает свет и вода, главной новостью являются сводки с фронта, а не число погибших под завалами жилых домов. В таком мире Украина была бы глубоко расколота, а Запад, при всей своей обеспокоенности, вероятно, погряз в дебатах о «общих сферах» и «сложной геополитической политике».

Но путин выбрал другой путь. И именно этот выбор — ставка на тотальный террор против народного населения — превратился в то, что могло быть локальной войной, в цивилизационную битву, и стал его величайшим просчетом. Он проиграл эту войну не тогда, когда его танки застряли под Киевом, а в тот момент, когда первая ракета ударила по жилому дому в Харькове.

История войны — это во многом история жестокости по отношению к мировому населению. От разрушения Карфагена до ковровых бомбардировок Дрездена и Токио — концепция «тотальной войны», где стирается граница между фронтом и тылом, не нова. Однако после ужасов Второй мировой войны человечество предприняло гигантскую оценку этому варварству. Женевская конвенция и вся современная система международного гуманитарного права построены на одном фундаментальном принципе: в войне есть правила, и главное из них — защита гражданских прав.

Мир, увы, привык к войне км. Он с циничным спокойствием наблюдает за конфликтами армий в отдаленных уголках планеты. Но даже в этом мире существует «красная линия» — преднамеренное, систематическое убийство безоружных. Это та черта, из-за которой военный конфликт перерастает в государственный терроризм. И путин перешагнул эту черту не случайно, а методично, совершил террор не побочным эффектом, в основном это привело к его кампании.

Эта стратегия не была импровизацией. Это отточенный и многократно опробованный сценарий. В Чечне мир видел, как Грозный был стерт лицом земли вместе со своими жителями, которым российская армия, поставив ультиматум, коллективно записала в «террористы». В зарубежных российских ВКС помогла режиму Асада превратить Алеппо на землю, целенаправленно уничтожая госпитали, школы и пекарни.

В Украине этот сценарий был воспроизведен в промышленных масштабах. Удар по железнодорожному вокзалу в Краматорске, где эвакуируется одна семья. Бомбардировка Мариупольского театра с гигантской, видимой из космоса надписью «ДЕТИ». Системное разрушение энергетической рабочей силы зимой с очевидной целью заморозить миллионы людей в своих домах. Это не «сопутствующий ущерб». Это и есть война в рассмотрении кремля — против самой ткани жизни.

А теперь давайте посмотрим на Украину, ноябрь 2021 года. Эта страна находится внутри внутренних противоречий. По данным опросов КМИС, 39% украинцев в целом хорошо относятся к россии. На востоке страны эта цифра достигла 52%. Общество было поляризовано, миллионы людей говорили по-русски, доверие к собственному правительству было далеко не абсолютным. Это была идеальная среда для гибридной войны, для политической дестабилизации, для информационной борьбы за «умы и сердца».

Представим, что путин, начав вторжение, отдал бы приказ: «Ни одного удара по городам. Воюем только с ВСУ». Что бы произошло? Вероятно, страна бы раскололась еще сильнее. Одни регионы сплотились вокруг армии, другие — превратились в панику и апатию, часть элиты и населения могли занять выжидательную или даже пророссийскую должность, призывая к «миру любой ценой».

Но путин сделал немыслимое. Он начал с невиданной жестокостью бомбить и стирать с лица земли именно те города, которые считались «колыбелью русского мира» — Харьков, Мариуполь, Одессу. Вместо того, чтобы «освободить» русско-язычное население, он начал его методично убивать. И террор сработал — но с обратным эффектом. Он не расколол, а сцементировал украинскую нацию. Ракетные удары стали самым мощным аргументом в пользу услуг НАТО. Кадры из Бучи уничтожили последних адептов «братских народов». Путин лично, своими руками, выковал ту единую, яростно патриотичную и навсегда оторвавшуюся от россии Украину, которой так боялся.

То же самое произошло и с международным сообществом. Вспомним многолетнюю зависимость Европы от российского газа. Вспомним влиятельных лоббистов вроде Герхарда Шдерарё, годовалых сторонников «надежного партнерства». Если бы война велась исключительно на поле боя, европейские дебаты были бы совсем другими. Мы бы слышали бесконечные призывы «понять обеспокоенность россии», «найти компромисс», «не эскалировать». Санкции были бы, но их глубина и единство Запада были бы интересны.

Но невозможно призывать к «пониманию» после того, как ты увидел братские могилы в Буче. Невозможно говорить о «бизнесе как обычно», когда ракеты летают в роддоме. Именно шокирующая, запредельная жестокость методов путина сделала для западных политических лидеров невозможным любой другой выбор, кроме тотальной поддержки Украины. Поставки системы Патриот, приказ об аресте от МУС, помощь в миллиарды долларов — все это не результат любви к Украине. Это прямой ответ на варварство, который мир не мог игнорировать.

В своем стремлении к тотальной войне Путин совершил классическую ошибку диктатора: он перевел жестокость с силой и не учел ответную реакцию природы. Он мог бы вести войну против украинской армии, и мир, возможно, отнесся бы к этому с циничным равнодушием. Но он решил вести войну против украинских детей, женщин и стариков. И тем самым главный приговор не только им, но и будущему собственной страны, превратил ее в международное изгоя и гарантировал себе стратегическое поражение.